Автор: Lerochka

мы прыгали с обрыва — метров семь
нам было по двенадцать, по тринадцать
мозгов, конечно, не было совсем
нет и поныне, если разобраться

и метров двести плыли в никуда
пять метров в глубину к разбитой барже
нырял сквозь рваное железо каждый
огромные рапаны — красота

чтоб донырнуть, привязывали груз
немецкую заржавленную мину
под мышками за шею и на спину
зато я точно знал, что я не трус

снаряды как забор, за рядом ряд
а красота лежать любила сверху
сейчас представлю и сознанье меркнет
Бог миловал, что не рванул снаряд

ещё мы плавали на Эльтигень
оравой, пацанов, наверно, двадцать
часа четыре, чтоб туда добраться
на берегу согреться, отдышаться

доехать до домашних дислокаций
где, если бы узнали, ждал ремень
всё по старинке, просто, без новаций
прекрасно жить с мозгами набекрень

Камыш-Бурун с горняцким комбинатом
на Азовсталь суда с агломератом
колхоз рыбацкий с паюсной икрой
бычками и огромной камбалой

неповторимо-радостное детство
при доме тёткином и огород, и сад
там груши, персики, орех могучий грецкий
на грядках помидоры и салат

и книги дядькины, я всю библиотеку
от корки и до корки прочитал
она была простой, без раритетов
отсутствовал Плутарх и Ювенал

зато Панфёров, Шолохов, Катаев
и лет за пять подшивка «Огоньков»
Толстой и Пушкин, Пришвин и Лесков
Жюль Верн, Марк Твен, Шишков и Гончаров
я радуюсь, когда перечисляю

ещё приёмник был роскошный — «Мир»
он нынешнему люду не известен
а я мог слушать весь земной эфир
от Ойстраха до негритянских песен

теперь там трасса Крымская пошла
Камыш-Бурун стал шумным и курортным
но а нём осталась моя детская душа
наполненная счастьем беззаботным

чеканят шаг старинные часы
фамилия — Буре, а имя — Павел
их мастер, был известен на Руси
и память о себе в часах оставил

на красном дереве красивая резьба
замок из красной бронзы и заклёпки
а вместо боя раздаётся из нутра
звон колокольчиков валдайской ковки

таких часов теперь в помине нет
их прадед деду моему оставил
в конце концов они достались мне
как и положено в семейном праве

однажды я решился их продать
так жизнь замордовала в девяностых
потом одумался, продал диван-кровать
и сделал ложе из сосновых досок

отец мне говорил, в них есть секрет
а я и до сих пор его не знаю
играют колокольцы из Валдая
какой-то неизвестный менует

я сыну то же самое скажу
тут важно, чтоб потомки не сглупили
не трогай тайну, ясно и ежу
и на французском, и на суахили

диванов много, выстроились в ряд
любимый я поставил под часами
любуются девичьими красами
и если приглянулись, то звенят

Бывает так, уж вы поверьте мне
Господь распорядился или случай
Кто был на корабле, скорей всего на дне
И уж не знаю я, чей жребий лучше…

Мы с ней вдвоём, сначала на бревне
Потом на страшной пластиковой куче как океан вокруг позеленев всё проклиная в этой жизни сучьей в итоге оказались на земле

Теперь уж познакомиться пришлось
Не добрались в воде до этикета
Забылись тут же, спали до рассвета
И, соблюдя законы туалета
Уснули замертво, а вместе или врозь
Нам было просто наплевать на это

Усталость убивает стыд и злость
Жизнь настоящая не сцена для балета
Ей не до аллонже и пируэтов
Тут главное, чтоб выжить удалось

Мы суток двое спали, а потом
Как у Дефо пошла Робинзонада
С деревьев воду собирали ртом
А к ночи выбрались к подобью водопада
И оказалось, что поесть бы надо
А как и что, я представлял с трудом

Нашли какой-то странный корнеплод
А у меня с ботаникой неважно
И мне пришлось стать временно отважным
Почистил камнем и отправил в рот

Её я убедил, чтоб потерпела
Вот рыбы наловлю и накормлю
По счастью зажигалка уцелела
Как мотыльки тянулись мы к огню

Про рыбу я сказал, а не ловил ни разу
Как женщина смеялась надо мной
До колик в животе, до слёз, до спазмов
Но оказалась очень деловой

Поймала рыбу и уху сварила
А я, как Ленин, смастерил шалаш
Ну, в общем оказался не дебилом
К тому же песни пел как Бумбараш

Через неделю вышли на разведку
Чтобы понять, куда нас занесло
Нашли лагуну, полную креветок
Топор, остатки лодки и весло

А остров ли, не остров — не узнали
И край какой и от какой земли
Мы плыли в Индонезию — на Бали
А женщина сказала на Бали

Подробности рассказывать не буду
Ходили сутками, нарисовали план
Окрепли телом, потянуло к блуду
Перетерпели шторм и ураган

Я по нужде стал плотником хорошим
Построил то ли терем, то ли храм
Как бы там ни было, но дождь нас не тревожил Не доставала ночью мошкара

И в полдень укрывал, когда жара известно, жизнь заставит — станешь птицей и я в себе способности открыл как на гору взлетать без крыл как за стволы ногами зацепиться как мельницу построить без ветрил

ещё узнал, что выдержан как сфинкс что мысли женские могут понять местами что лишь забота о другом имеет смысл что неприятности накликиваем сами

что нужно просто научиться ждать и непременно хоть во что-то верить что несомненно я хитрее зверя поскольку я могу его поймать

и, главное, что прошлое моё меня, хоть это странно, не тревожит я с новой женщиной делю еду и ложе я спрашивал, всё то же у неё

тут нету напридуманных проблем и это сногсшибательное лето затерянное на куличках света и этот неожиданный Эдем…

я помню Соломон твои заветы мне очень жалко, что они верны и знаю, всё пройдёт, пройдёт и это и мы от счастья будем спасены

как оказалось, нас искали и нашли на катер посадили, и на Бали а женщина сказала на Бали добравшись, мы простились на причале

но этикет, конечно, соблюли

понять хочу, что нравиться в природе
ромашки, маки, одуванчики в траве
малина у забора в огороде
каштан могучий и дупло в айве

зимой там поселились две синицы
я сало на дощечке приносил
они сначала думали дичиться
я, чтоб привыкли, тратил много сил

а в январе, в суровые морозы
к еде слетались ближе, чем на метр
как жёлто-синие огромные стрекозы
а я сидел на корточках как мэтр

ещё люблю палитру листопада
мне осень поздняя других времён важней
напялил на себя всё то, что надо
гуляй в сопровождении дождей

возможно потому, что я осенний
сентябрьский под орехи и грибы
под яблоки и позднее варенье
под сельский праздник после молотьбы
под самогон для свадебной гульбы
и девичье чарующее пенье

красивы горы, но меня не тянет
ни к мракам бездн, ни к ярким ледникам
ни на Килиманджаро, ни к Тянь-Шаню
пожалуй, я за лес их все отдам

а на озёрах я люблю кувшинки
я б в каждую Дюймовочку вселил
чтоб синенькая птичка Метерлинка
нашла им эльфов в пару для любви

чтобы потом на звуки вечеринки
сбегался подивиться люд лесной
по с берега свисающим тропинкам
а охранял их сказочный покой
суровый камышиный ратный строй

выходит сказки я люблю в природе
и ожидаю от неё чудес
в ней всё мне по сердцу и шум речной, и лес
и совершенство при любой погоде

хоть с принцессой Турандотной
трудно встретиться в глуши
где-нибудь за поворотом
счастье прячется в тиши

может, ждёт тебя, а может
просто так чего-то ждёт
вдруг какой-нибудь прохожий
завернёт за поворот

а Фортуна беспощадна
и к принцессе, и к тебе
вас в ковчег усадит рядом
дав напутствие Судьбе

и Судьба распорядится
вёсла даст, бери, греби
расскажи прекраснолицей
о немыслимой любви

может быть, ты как Овидий
будешь столь красноречив
что все Сциллы и Харибды
миновать достанет сил

а, быть может, и услышит
трепет пламенной души
а, быть может, и Всевышний
поспособствовать решит

помни только, что начала
не хватает на всю жизнь
быть влюблённым — это мало
ферромоновый каприз

вот отдаться без утайки
настежь сердце отворив
это не в смартфоне лайки
и не похоти порыв

это вечная забота
и готовность всё прощать
это трудная работа
о себе не вспоминать

это ревности позывы
их придётся усмирить
это женских слёз разливы
и бессмысленная прыть

Человек, ищи, где хочешь
и гляди во все глаза
жить безлюбым скучно очень
упускать любовь нельзя

вот так-то, Алик, путь у жизни длинный
мне Бог вчера сказал — не верь Судьбе
я Богу верю лишь наполовину
но, впрочем, так же верю и себе

никто не знает, что там будет завтра
это и есть загадка бытия
Бог думает, что он повсюду автор
а я так полагаю, что зазря

есть логика внутри любых событий
а сами они будут, или нет?
так и живём по правилам наитий
как Ньютон Исаак и Архимед

но, слава Богу, что из заблуждений
пришедших к нам из глубины веков
этнически по памяти людской
есть главное — удача всё изменит
и мы найдём и счастье, и покой

я больше верую в удачу умной воли
сопровождаемой сознательным трудом
показывает труд, что мозг не болен
в противном случае ему пора в дурдом

жаль, мозг стареет, много забывает
порой не хочет и запоминать
твой День Рожденья помню, поздравляю
быть может, ещё буду поздравлять

нас слово звучащее радовать может
в нём смысл человечий, а, может быть, Божий
послушай чуть-чуть, не спеши, не дыши
в тиши шелестят и шуршат камыши…

ну, что поделать, я хочу писать стихи
хорошие, плохие, всё равно
я вспомню, что придумано давно
и разыщу свой старый мастихин

виденья, облачённые в слова
не хуже оживающих скульптур
и сказочная Золушка жива
и Буратино, и Пьеро, и Трубадур

да, Галатею оживил Пигмалион
а Спящую царевну поцелуй
а мне пускай поможет Геликон
источниками сладкозвучных струй

не нужен мне высокий сан творца
мне титул — подмастерье — в самый раз
последую совету мудреца
и вымощу дорогу на Парнас

Эвтерпа, Каллиопа и Эрато
я полагаю, будут труженику рады
отрину я сомнений суету
и из бессмертников венок себе сплету

коль голос есть и можешь петь, то пой
а можешь рассмешить, то рассмеши
а если слышишь рифмы расскажи
пусть их услышит кто-нибудь с тобой

есть женщины коварные
есть, как хохлушки гарные
есть как ноябрь ненастные
а есть как майский день

есть добрые и сильные
а есть витринно-стильные
как куклы пенопластные
с мозгами набекрень

мне нравятся обычные
с пакетами привычными
всегда домой спешащие
чтоб холить и кормить

их не сманить одёжками
колечками и брошками
такие настоящие
нельзя их не любить

есть бабушки сидящие
на лавочках смотрящими
есть бабушки любимые
растящие внучат

их не заменят нянечки
смартфонами звенящие
ни ясли, ни мейнстримами
набитый детский сад

есть женщины желанные
есть женщины жеманные
есть женщины стервозные
есть господи прости

любовницы опасные
холодные и страстные
характером несносные
но лучше не найти

прозрачное небо холодного утра
в низинах чуть-чуть серебрится земля
шиповник покрыт ледяным перламутром
деревья разделись — конец ноября

на юге зима наступает попозже
а снег настоящий пойдёт в декабре
я в прошлом году возвратился из Польши
в сочельник, в метель, намело во дворе

ну, это потом, а назавтра, быть может
затянется небо и дождь занудит
неласковостью разгоняя прохожих
и краски смывая с рекламных эгид

в такую погоду надёжное средство
горячий портвейн и кусок пирога
и может быть, милое чьё-то соседство
и джаз настоящий, и вся недолга

а если уж ты, как поэт, одинокий
то в плед завернись, и в любимый диван
глядишь, и придумаешь нужные строки
где слёзы и дождь как коктейль — пополам

хоть видит око, да вот зуб неймёт
хоть близок локоть, только не укусишь
я года три ухаживал за Люсей
а вышло всё совсем наоборот

что сделаешь, ну, просто, не любим
надеешься, рассказываешь, просишь
потом весною наступает осень
и под венец она идёт с другим

переболеешь, новые любови
в награду обязательно придут
на люсины чуть-чуть похожи брови
немножко сзади, и немножко тут

уже не больно, всё давно забылось
вот дети, вот жена, а вот и ты
лишь где-то глубоко обида затаилась
по поводу несбывшейся мечты

у Люси всё в порядке, тоже дети
вот только стала чаще вспоминать
как ты ухаживал, как долго ждал ответа
любил, жалел и не тянул в кровать

и ей становится невыносимо грустно
была бы повзрослей, ласкала б мужика
быть женщиной, как не крути, искусство
среди предметов школьных нет пока