мы прыгали с обрыва — метров семь
нам было по двенадцать, по тринадцать
мозгов, конечно, не было совсем
нет и поныне, если разобраться
и метров двести плыли в никуда
пять метров в глубину к разбитой барже
нырял сквозь рваное железо каждый
огромные рапаны — красота
чтоб донырнуть, привязывали груз
немецкую заржавленную мину
под мышками за шею и на спину
зато я точно знал, что я не трус
снаряды как забор, за рядом ряд
а красота лежать любила сверху
сейчас представлю и сознанье меркнет
Бог миловал, что не рванул снаряд
ещё мы плавали на Эльтигень
оравой, пацанов, наверно, двадцать
часа четыре, чтоб туда добраться
на берегу согреться, отдышаться
доехать до домашних дислокаций
где, если бы узнали, ждал ремень
всё по старинке, просто, без новаций
прекрасно жить с мозгами набекрень
Камыш-Бурун с горняцким комбинатом
на Азовсталь суда с агломератом
колхоз рыбацкий с паюсной икрой
бычками и огромной камбалой
неповторимо-радостное детство
при доме тёткином и огород, и сад
там груши, персики, орех могучий грецкий
на грядках помидоры и салат
и книги дядькины, я всю библиотеку
от корки и до корки прочитал
она была простой, без раритетов
отсутствовал Плутарх и Ювенал
зато Панфёров, Шолохов, Катаев
и лет за пять подшивка «Огоньков»
Толстой и Пушкин, Пришвин и Лесков
Жюль Верн, Марк Твен, Шишков и Гончаров
я радуюсь, когда перечисляю
ещё приёмник был роскошный — «Мир»
он нынешнему люду не известен
а я мог слушать весь земной эфир
от Ойстраха до негритянских песен
теперь там трасса Крымская пошла
Камыш-Бурун стал шумным и курортным
но а нём осталась моя детская душа
наполненная счастьем беззаботным