Месяц: Июль 2019

я не могу простить несовершенства
ни человеку, а Создателю его
я в строгости взращён,в семье двуперстной
с фамилией старинной — Дурново

все предки исполняли долг дворянский
царю служили как и где велел
на дух не выносили вольтерьянства
в гербовнике наследственный удел

и в гвардии служили и на море
и в тайные мой прадед выходил
а прапрадедовский храню Георгий
и табакерку царскую за Измаил

ну, честь дворянская теперь гроша не стоит
а про удельных знает лишь архив
из тех, кого не выбило войною
лишь я остался, да кузен Архип

мы с ним считали Дурново на пару
сошедших в славном Ванинском порту
историю доверим мемуарам
чтоб внуки знали про эпоху ту

ну, роду повезло, раз мы остались
и дети есть, и внуки жгут смартфон
никто не вспомнит, что за птица Сталин
а Дурново пребудут Дурново

короткие июльские дожди
каштан умылся, веточки расправил
погода нынче, как игра без правил
то наводнений, то пожаров жди

страна огромная, справляться с нею трудно
быть нужно мудрым, чтобы ею управлять
на Сахалине ночь, а в Сыктывкаре утро
такое маленькой Европе не понять

в Калининграде собирать янтарь
в Поволжье хлеб, в Прикаспии арбузы
в Сибири корабельный лес, как встарь
а крабов у пролива Лаперуза

в Санкт-Петербурге строить корабли
поделочные камни на Урале
газ в мерзлоте на сказочном Ямале
купаться в Ялте, на другом конце земли
а музыку а Москве в большом Колонном зале

почти всю жизнь я прожил в СССР
летал на АНушках и ТУ-134
пел песни у костра как пионер
бывал на Соловках и Кунашире

всю жизнь читал, учился и учил
окончил МГУ, работал в стройотряде
чуть ли не всю страну исколесил
не пользы для, а интереса ради

я в тундре сутки шёл под Воркутой
под минус сорок, и нельзя остановиться
не потому что я такой крутой
а потому, что просто заблудился

ну, вот, и о погоде рассказал
старею, становлюсь сентиментальным
не выйдет из меня ни аксакал
ни мачо износившийся брутальный

пока писал, дождь новый зашумел
и телефон задрыгался в припадке
ну, где-то девяносто децибелл
как на молодёжной танцплощадке

каштан листами ловит тёплый дождь
а я ловлю клочки воспоминаний
от некоторых пробирает дрожь
видение иное — ты в нирване

лет шестьдесят тому назад в Донецке
на месте том, где университет
меж Щорса и Университетской
завод газвод работал много лет

а рядом автостанция стояла
и рыночек, ну, вроде как привоз
теперь у нас аж пять автовокзалов
а рынков меньше, как ни странно, стало
хотя народу больше, вырос спрос

а я припомнил старые базары
и молоко из бочек на разлив
конечно, зелень, овощи и сало
и яблоки с названием «налив»

наливки разные, варенья и соленья
картошка, кабачки и гарбузы
и семечки для стадионного боленья
ассортимент домашней колбасы

тогда была возможность торговаться
поскольку продавали все своё
без всяких мафиозных корпораций…
всё это в прошлом, поросло быльём

за три рубля цибарку «белого налива»
я у бабули с Пастуховки покупал
а абрикосы, алычу и сливы
те вёдрами немеряно внавал

я понимаю, время не удержишь
всем молодым и дико, и смешно
а то, что раньше торговали свежим
увидеть можно разве лишь в кино

завод газвод смахнули в одночасье
а на бульваре Пушкина склады, трамвайный парк
теперь там дом, где разместились власти
квартал пройдёшь и оперный театр

и небо серое
и море как расплавленный свинец
на рейде корабли как чёрные заклёпки
лишь света тонкий луч под горизонтом робкий
раздавленный всей тяжестью небес
да вереница белая домов, разбросанных окрест

в одном из них я маюсь от тоски
такой же серой, как пейзаж оконный
сухая боль хрустит, зажав виски
от скуки домотканной и посконной

не потому, что женщина ушла
а потому, что силы на исходе
и истрепались сердце и душа
и мозг талдычит — хватит, парень, годи

мелькают в памяти прошедшие года
ушедших лица, как в калейдоскопе
событий призабытых череда
и юношеских планов и утопий

красивых женщин яркий вернисаж
и тех,кого любил, и что любили
обрывок от молитвы Отче наш
и те грехи, что мне уже простили

хотелось бы всё в шутку обратить
чтоб выбраться из серости липучей
дождаться когда высветляться
тучи
и помнить, пока жив — придётся жить

ачера ко мне девчонка заскочила
чтоб спрятаться от сильного дождя
он шёл, ну, полчаса, ну час от силы
а гостья и доныне у меня

мы, как рабы, зависим от погоды
от времени, от выбранной судьбы
закономерностей, случайностей и моды
от глупости — авось, небось, кабы

и от Фортуны — взбалмошенной
девки
которая приносит иногда
счастливые событья однодневки
а иногда счастливые года

но время вышло, мне пора прощаться
девчонка улыьбнулась и ушла
дождь листьев насшибал с акаций
ну, листья листьями, а девка хороша

то ли Гольфстримом, то ли Куросио
из тридевятых, тридесятых стран
Фортуна женщину послала мне красивую
через огромный синий океан

как так бывает — пол земного шара
из разных рас и разных языков
природа кропотливо строит пару
чтобы умножилась за несколько веков

красавицы бразильских карнавалов
и русские крутые мужики
сколько кровей природа намешала
в коктейлях, сколько сделает других

а у меня жена, девчонок пара
мальчишек им природа подберёт
надеюсь, что не буду очень старым
когда Гольфстрим им счастье принесёт

судьба порой такое вытворяет
что и Распэ мог быть бы озадачен
не ожидаешь — принесёт удачу
а ждёшь её придёт беда лихая

а нынче беззаботная Фортуна
мне подарила странное свиданье
достойное восточного Гаруна
а тут случился я — обычный Ваня

собачий холод, женщина, лачуга
ночь на дворе, пора уже к ночлегу
декабрь, уныло воет вьюга
приют убогий засыпая снегом

ну, в одиночку ясно, что не выжить
из курток сделали альков под балдахином
сплелись в обнимку, чтобы быть поближе
изображая Камасутрину картину

до этого мы не были знакомы
нас вместе свёл необ’яснимый случай
в зглухой тайге за тыщу вёрст от дома
тут даже Гоголь не придумал бы покруче

ну, я вернусь к невольному свиданью
уснуть нельзя, хотя б чуть-чуть согреться
у нас синхронно бьётся сердце
а тело женское меня повсюду манит

я нежить стал Венерины запасы
через одежду, женщина смолчала
у женщин те же, что у нас начала
но их нельзя тревожить понапрасну

потом шепнула мне тихонечко
я — Оля
и губы облизнув, поцеловала
и я как раб был обращён в неволю
ну, а рабам любви извечно мало

что дальше было, собственно, не важно
хранится в тайне сага о ночлеге
мужчины, берегите обереги
подаренные случаем однажды

за что её любил, не знаю
не знаю, почему не долюбил
планида, может быть, такая
а может быть, я просто сам дебил

зато я знаю, что такое нежность
не чувственность, а жажда одарить
мне никогда не доводилось прежде
не понимая ничего, любить

уже всё позади, один, тоскую
зато теперь я знаю, почему
мне не подарит дважды Бог такую
простому не доступную уму

я как-то повстречал её в Париже
она мне улыбнулась и прошла
не изменилась, только стала рыжей
но, Боже мой, как дивно хороша

любовь описывать легко и безопасно
никто не знает, что она любовь
соединение субстанций разномастных
на почве единения полов
или по мысли Роттердамского Эразма
привычка достопамятных веков

я стал писать, похоже, поздновато
для начинающего сед и староват
но в подмастерья к Пушкину и Данте
попал давно — лет шестьдесят назад

призвание — преддверие таланта
и ты к свершениям и подвигам готов
всем хочется быть капитаном Грантом
но чаще ждёт «Корабль дураков»
давно ведомый Себастьяном Брантом

призвание — болезнь, обет, служенье
ты как послушник при монастыре
когда ещё дослужеишься до кельи
ну, а пока рабочий во дворе

учиться нужно долго, чтоб бельканто
божественные звуки доносил
пусть я не Пушкин, не Верхарн
не Данте
пусть Бог и обделил меня талантом
буду писать, покуда хватит сил

светает, словно храм Вселенский
собравши у своих ворот
и городских и деревенских
восшествия светила ждёт

протуберанцевые кудри
мокнувши в горизонты вод
молитвой тысячи заутрень
Ярило древнее встаёт

литаврной медью над рекою
как первобытный благовест
сзывает девушек-невест
лишив привычного покоя

над озерцами ксилофоном
ссыпает мириады нот
и в рясках яростно зелёным
вскипает в тишине болот

по нотной радуге скользнувши
взяв флажолеты на ручьях
на буреломах бьёт баклуши
и звоном виснет на бахчах…

на небе колоколом солнце
и звук, стекая по лучам
чеканит звонкие червонцы
и обжигает сгоряча

в степи над маревом полынным
над полыхающей землёй
звук кажется тягуче — длинным
как тракт пустынный полевой

зато в лесу, звеня шутливо
переливаясь на листве
он в переливах торопливый
почти волшебный как во сне

закат, и солнечные звуки стихают
словно акварель
стекает ветер легкорукий
ласкает лунную свирель

всех звуков Солнца не собрать мне
тяжёлый бесконечный труд
мои духовные собратья
за тыщу лет всё соберут

2004