НОЧНОЕ

как хорошо писать стихи ночные
тасуешь рифмы в полной тишине
таких как я немеряно в России
и миллионы, думаю, вовне

отцу сто шесть исполнилось бы нынче
он был немногословен и суров
я рюмку поднял, как велит обычай
и вспомнил мудрость его редких слов

однажды, оценив себя бесстрастно
я понял, что учусь не на того
и что я время трачу понапрасну
и из меня не выйдет ничего

что надо поискать, где я талантлив
и, правда, к сорока годам нашёл
что был бы академиком-атлантом
но поезд мой, естественно, ушёл

отец тогда сказал мне слово
как максиму а ля Ла Рош Фуко
мужчина дела не закончив одного
не сможет завершить и никакого

я не был глуп, и правоту воспринял
ремесленником стал и неплохим
отцу же благодарен и поныне
за то, что на распутье вразумил

ЧТО БЫЛО

она была похожей на колибри
и яркой как Ивановские ситцы
не женщина, а сказочная птица
из Рио-Гранде или из Коимбры

а он на отдыхающего барса
охоту завершившего обедом
как удалось им вместе оказаться
секрет природы — никому не ведом

она была системным прграммистом
а он простым профессором чего-то
дом хлебосольный, дети, книги, чисто
и тёплый цвет обоев — терракота

мы в этом доме собирались часто
стихи читали, пили, песни пели
пока колибри наша не угасла
и дети, повзрослев, не разлетелись

дом постарел, и гости поредели
профессор поседевший и обои
за табльдотом нас сегодня двое
но дом хранит колибриные трели

ХОРОШИЕ СЛОВА

приметил я, хорошие погоды
притягивают добрые слова
незначащими делают невзгоды
в гармонии душа и голова

одно из них есть слово «красный»
за ним вослед краса и красота
и сочное наречие прекрасно
и девка красная, и угол красный
и цвет у милосердного креста

другое — пламенеющее солнце
следящее, чтоб мир наш не зачах
улыбка солнечная, солнышко в оконце
и даже солнцеликий падишах

и, наконец, любовь, и то, что любо
и слово единения — любой
и любопытство, и любимой губы
и кличут что любовью половой

и «возлюби» в риторике церковной
и самолюбие, и любушка моя
и распрю разрешили полюбовно
любимый край, любимая земля

народ вольнолюбивый и страна
и миролюбие — основа права
и имя старорусское Любава
мы — дети солнца, на миру и смерть красна

ТЕЛЕВИЗОР НАВЕЯЛ

шёл выпускной, от школьного оркестра
дрожали стены в стареньком спортзале
я поигрался с золотой медалью
как с символом оконченного детства
чуть-чуть взгрустнуло об ушедшем сердце
но в восемнадцать тудно быть печальным

во времена Советского Союза
в столице нашей Родины — Москве
имели право три элитных вуза
вылавливать таланты не как все

Физтех, МИФИ и МГУ родимый
экзамены в июле проводил
чтоб те, кто пролетел как пуля мимо
в другие вузы позже поступил

мне оставалось ровно две недели
чтобы собраться и махнуть в Москву
и опрадвть свою медаль на деле
вот так и выбрал я свою судьбу

вернее половину, а вторую
когда женился на своей любви
потусторонний мир не надо б всуе
но повезло мне в жизни, Чёрт возьми

И СТИХ И ПРОЗА

искусством прозу излагать стихами
как ни обидно, трудно овладеть
я пробовал освоить оригами
и понял, что при жизни не успеть

конечно, есть талантливые люди
которые всё ловят на лету
а я то рифму вспомню, то забуду
то выпить хочется, то тянет к блуду
то, просто, прозу подобрал не ту

вот с антиномией, конечно, проще
все рифмы побоку, короче текст
берёшь поэму, разрываешь в клочья
и аккуратненько кладёшь под пресс

что выйдет называется верлибром
но я без рифм стихов не признаю
я белый стих считаю делом гиблым
хоть и наполнен он упругим ритмом
пред «Буревестником» я голову склоню
но поэтическую прозу не люблю

всего труднее со стихами песен
в хороших текст — обыденная речь
быть может, потому и интересен
что простоту способен уберечь

народный разум помощней Зоилов
он чует поэтический полёт
и если душу чем-то зацепило
он выбирает песню и поёт

КАМЫШ-БУРУН

мы прыгали с обрыва — метров семь
нам было по двенадцать, по тринадцать
мозгов, конечно, не было совсем
нет и поныне, если разобраться

и метров двести плыли в никуда
пять метров в глубину к разбитой барже
нырял сквозь рваное железо каждый
огромные рапаны — красота

чтоб донырнуть, привязывали груз
немецкую заржавленную мину
под мышками за шею и на спину
зато я точно знал, что я не трус

снаряды как забор, за рядом ряд
а красота лежать любила сверху
сейчас представлю и сознанье меркнет
Бог миловал, что не рванул снаряд

ещё мы плавали на Эльтигень
оравой, пацанов, наверно, двадцать
часа четыре, чтоб туда добраться
на берегу согреться, отдышаться

доехать до домашних дислокаций
где, если бы узнали, ждал ремень
всё по старинке, просто, без новаций
прекрасно жить с мозгами набекрень

Камыш-Бурун с горняцким комбинатом
на Азовсталь суда с агломератом
колхоз рыбацкий с паюсной икрой
бычками и огромной камбалой

неповторимо-радостное детство
при доме тёткином и огород, и сад
там груши, персики, орех могучий грецкий
на грядках помидоры и салат

и книги дядькины, я всю библиотеку
от корки и до корки прочитал
она была простой, без раритетов
отсутствовал Плутарх и Ювенал

зато Панфёров, Шолохов, Катаев
и лет за пять подшивка «Огоньков»
Толстой и Пушкин, Пришвин и Лесков
Жюль Верн, Марк Твен, Шишков и Гончаров
я радуюсь, когда перечисляю

ещё приёмник был роскошный — «Мир»
он нынешнему люду не известен
а я мог слушать весь земной эфир
от Ойстраха до негритянских песен

теперь там трасса Крымская пошла
Камыш-Бурун стал шумным и курортным
но а нём осталась моя детская душа
наполненная счастьем беззаботным

СТАРИННЫЕ ЧАСЫ

чеканят шаг старинные часы
фамилия — Буре, а имя — Павел
их мастер, был известен на Руси
и память о себе в часах оставил

на красном дереве красивая резьба
замок из красной бронзы и заклёпки
а вместо боя раздаётся из нутра
звон колокольчиков валдайской ковки

таких часов теперь в помине нет
их прадед деду моему оставил
в конце концов они достались мне
как и положено в семейном праве

однажды я решился их продать
так жизнь замордовала в девяностых
потом одумался, продал диван-кровать
и сделал ложе из сосновых досок

отец мне говорил, в них есть секрет
а я и до сих пор его не знаю
играют колокольцы из Валдая
какой-то неизвестный менует

я сыну то же самое скажу
тут важно, чтоб потомки не сглупили
не трогай тайну, ясно и ежу
и на французском, и на суахили

диванов много, выстроились в ряд
любимый я поставил под часами
любуются девичьими красами
и если приглянулись, то звенят

ЭТИКЕТ

Бывает так, уж вы поверьте мне
Господь распорядился или случай
Кто был на корабле, скорей всего на дне
И уж не знаю я, чей жребий лучше…

Мы с ней вдвоём, сначала на бревне
Потом на страшной пластиковой куче как океан вокруг позеленев всё проклиная в этой жизни сучьей в итоге оказались на земле

Теперь уж познакомиться пришлось
Не добрались в воде до этикета
Забылись тут же, спали до рассвета
И, соблюдя законы туалета
Уснули замертво, а вместе или врозь
Нам было просто наплевать на это

Усталость убивает стыд и злость
Жизнь настоящая не сцена для балета
Ей не до аллонже и пируэтов
Тут главное, чтоб выжить удалось

Мы суток двое спали, а потом
Как у Дефо пошла Робинзонада
С деревьев воду собирали ртом
А к ночи выбрались к подобью водопада
И оказалось, что поесть бы надо
А как и что, я представлял с трудом

Нашли какой-то странный корнеплод
А у меня с ботаникой неважно
И мне пришлось стать временно отважным
Почистил камнем и отправил в рот

Её я убедил, чтоб потерпела
Вот рыбы наловлю и накормлю
По счастью зажигалка уцелела
Как мотыльки тянулись мы к огню

Про рыбу я сказал, а не ловил ни разу
Как женщина смеялась надо мной
До колик в животе, до слёз, до спазмов
Но оказалась очень деловой

Поймала рыбу и уху сварила
А я, как Ленин, смастерил шалаш
Ну, в общем оказался не дебилом
К тому же песни пел как Бумбараш

Через неделю вышли на разведку
Чтобы понять, куда нас занесло
Нашли лагуну, полную креветок
Топор, остатки лодки и весло

А остров ли, не остров — не узнали
И край какой и от какой земли
Мы плыли в Индонезию — на Бали
А женщина сказала на Бали

Подробности рассказывать не буду
Ходили сутками, нарисовали план
Окрепли телом, потянуло к блуду
Перетерпели шторм и ураган

Я по нужде стал плотником хорошим
Построил то ли терем, то ли храм
Как бы там ни было, но дождь нас не тревожил Не доставала ночью мошкара

И в полдень укрывал, когда жара известно, жизнь заставит — станешь птицей и я в себе способности открыл как на гору взлетать без крыл как за стволы ногами зацепиться как мельницу построить без ветрил

ещё узнал, что выдержан как сфинкс что мысли женские могут понять местами что лишь забота о другом имеет смысл что неприятности накликиваем сами

что нужно просто научиться ждать и непременно хоть во что-то верить что несомненно я хитрее зверя поскольку я могу его поймать

и, главное, что прошлое моё меня, хоть это странно, не тревожит я с новой женщиной делю еду и ложе я спрашивал, всё то же у неё

тут нету напридуманных проблем и это сногсшибательное лето затерянное на куличках света и этот неожиданный Эдем…

я помню Соломон твои заветы мне очень жалко, что они верны и знаю, всё пройдёт, пройдёт и это и мы от счастья будем спасены

как оказалось, нас искали и нашли на катер посадили, и на Бали а женщина сказала на Бали добравшись, мы простились на причале

но этикет, конечно, соблюли

СКАЗКИ ПРИРОДЫ

понять хочу, что нравиться в природе
ромашки, маки, одуванчики в траве
малина у забора в огороде
каштан могучий и дупло в айве

зимой там поселились две синицы
я сало на дощечке приносил
они сначала думали дичиться
я, чтоб привыкли, тратил много сил

а в январе, в суровые морозы
к еде слетались ближе, чем на метр
как жёлто-синие огромные стрекозы
а я сидел на корточках как мэтр

ещё люблю палитру листопада
мне осень поздняя других времён важней
напялил на себя всё то, что надо
гуляй в сопровождении дождей

возможно потому, что я осенний
сентябрьский под орехи и грибы
под яблоки и позднее варенье
под сельский праздник после молотьбы
под самогон для свадебной гульбы
и девичье чарующее пенье

красивы горы, но меня не тянет
ни к мракам бездн, ни к ярким ледникам
ни на Килиманджаро, ни к Тянь-Шаню
пожалуй, я за лес их все отдам

а на озёрах я люблю кувшинки
я б в каждую Дюймовочку вселил
чтоб синенькая птичка Метерлинка
нашла им эльфов в пару для любви

чтобы потом на звуки вечеринки
сбегался подивиться люд лесной
по с берега свисающим тропинкам
а охранял их сказочный покой
суровый камышиный ратный строй

выходит сказки я люблю в природе
и ожидаю от неё чудес
в ней всё мне по сердцу и шум речной, и лес
и совершенство при любой погоде

ПОВОРОТ

хоть с принцессой Турандотной
трудно встретиться в глуши
где-нибудь за поворотом
счастье прячется в тиши

может, ждёт тебя, а может
просто так чего-то ждёт
вдруг какой-нибудь прохожий
завернёт за поворот

а Фортуна беспощадна
и к принцессе, и к тебе
вас в ковчег усадит рядом
дав напутствие Судьбе

и Судьба распорядится
вёсла даст, бери, греби
расскажи прекраснолицей
о немыслимой любви

может быть, ты как Овидий
будешь столь красноречив
что все Сциллы и Харибды
миновать достанет сил

а, быть может, и услышит
трепет пламенной души
а, быть может, и Всевышний
поспособствовать решит

помни только, что начала
не хватает на всю жизнь
быть влюблённым — это мало
ферромоновый каприз

вот отдаться без утайки
настежь сердце отворив
это не в смартфоне лайки
и не похоти порыв

это вечная забота
и готовность всё прощать
это трудная работа
о себе не вспоминать

это ревности позывы
их придётся усмирить
это женских слёз разливы
и бессмысленная прыть

Человек, ищи, где хочешь
и гляди во все глаза
жить безлюбым скучно очень
упускать любовь нельзя